Amethyst Gladium

   Они отторгаются миром на протяжении всей его истории – и на протяжении всей его истории спасают его. Снова и снова разрывают порочный круг войны, которую общество неустанно объявляет им в ущерб себе же. Вытаскивают человечество из его собственного дерьма, которым сами же то и дело получают от него в лицо.

   Они не упрощают, но усложняют. Они создают своё вместо того, чтобы рушить чужое. Они не веруют, не присягают и не повинуются – они сомневаются, задают вопросы и меняют мнение. Они не типизируют реальность, не судят, не метят ярлыками и штампами её проявления – но смотрят на них непосредственно, проникают в их внутреннюю логику и обогащают ими себя и других. Они не дают однозначных ответов – им доступны разные ракурсы и точки обзора. Они мыслят синергически и диалектически, а не дихотомически. Они не рвутся прогнуть мир под свои убеждения – но изучают и созерцают его, а прежде, чем менять, принимают таким, каков он есть. Они не чтут заветов и не блюдут традиций – они изобретатели, творцы и первооткрыватели. Они не ставят во главу угла действие, не просчитав его последствий. Они уважают право ошибаться, потому что не стыдятся признать свои ошибки. Они никого за собой не ведут, ни на кого не посягают, никого не контролируют и никем не помыкают – они начинают с себя и позволяют другим быть собой. Они не служат идеям, законам и принципам – они применяют их в тех контекстах, в каких те остаются конструктивны; даже описываемые здесь характеристики не исчерпывают своим описанием их суть, но распространяются и на самих себя, а потому являются лишь тенденциями, относительными и используемыми по мере целесообразности. Из них выходят отвратительные политики, солдаты и церковники, но гениальные мыслители, учёные и поэты; замечательные люди и никудышные подчинённые.

   Конформисты, приученные отвергать свою индивидуальность и потому стремящиеся стереть и индивидуальность других, шарахаются от них как от юродивых. Законсервированная в своём консерватизме среда фундаменталистов и догматиков клеймит их нигилистами, безбожниками, несчастными заблудшими душами. Для псевдореалистов с синдромом выученной беспомощности, которые сетуют на невозможность построить что-то на новой основе и при этом сами же прикладывают руку к тому, чтобы это оставалось невозможным и дальше, они – идеалисты и мечтатели. Среди тех, чьей вакциной счастья стал успех, престиж и статус, они слывут лентяями и неудачниками. В иерархическом, конкурентном и милитаризованном обществе, живущем по законам джунглей, понятиям зоны и праву сильного, они известны как слабаки, размазни и тряпки. Там же, где витает вирус социал-дарвинизма, где примитивное подражание животному превратилось в предмет гордости, а биологизация всего сущего стала спасительным катехизисом, дающим простые ответы на сложные человеческие вопросы, они – омега-самцы, низкоранговые особи, бракованное звено эволюции, огрызок естественного отбора. Реакция на них со стороны окружения – лакмусовая бумажка, отражающая уровень его кислотной интоксикации ядовитыми веяниями и процессами, разъедающими личность.

   На них поглядывают с презрением как на зануд, бездельников и снобов, витающих в своих грёзах, связанных по рукам и ногам собственной слабостью, погрязших в горе от собственного ума, пока смелые, безумные, решительные воротят миром. Как водится, при этом забывается, что расхлёбывать всё то, что эти смелые и решительные наворотят, часто приходится именно им. Что когда смелые и решительные заиграются с огнём и подпалят собственный дом; или поделят человечество на своих и чужих, разучившись видеть личность под её формальными принадлежностями; или возведут на пьедестал преступника, искусно сыгравшего на их страхах и верованиях; или начнут кромсать и истязать объекты внешнего мира, символизирующие их собственные слабости; или с высоко поднятой головой двинутся по стопам отцов и потащат за собой остальных, не замечая, что след ведёт к обрыву; или вознамерятся воздать каждому по заслугам, перепутав справедливость с местью; или собьются в стаю и примутся травить и оплёвывать всех, кто выглядит иначе; или вторгнутся в частную жизнь, дабы очистить её от «греха» и наставить на путь «истинной веры»; или выстроятся в шеренгу и по свистку ринутся резать глотки, подрывать здания и рушить судьбы, полагая, что защищают невинных, – именно они останутся в стороне. И именно им выпадет остановить вершимое «во благо» безумие, после того, как безумцы выдохнутся или на это своё «благо» со всего размаху напорятся.

   Эта история разыгрывается раз за разом, последовательно и циклично. Властные и дисциплинированные всегда будут держать мир в узде, то и дело ставя его на дыбы, – но именно они придержат поводья, когда жестокий и самонадеянный наездник вылетит из седла. Целеустремлённые и предприимчивые продолжат урезать и перекраивать мир под трафареты и ограничения своего понимания, – но именно в их руках нити, которыми впоследствии будет скреплена опрометчиво рассечённая ткань мироздания. Сильные и доблестные не устанут превращать мир в поле очередного побоища в войне всех против всех – но на обочине этого поля всегда будут оставаться они, меньшинство, жалкая горстка тех, кто размышляет, задаёт вопросы, начинает с себя, открывает новое, не выносит однозначных суждений и не подчиняется внешнему авторитету. Качества, которые они собой воплощают, – часть человеческой природы, поэтому они будут существовать столько же, сколько проживёт человек. В горниле глобальной мировой резни их давят запросто и походя словно саранчу – но, сродни той же саранче, они никогда не выведутся. Они подобны цветам, которые срываются, вытаптываются, увядают – но на следующем витке исторического круговорота распускаются с новой силой. Их можно сколько угодно очернять, запугивать и репрессировать, но придёт время – и их слова эхом отзовутся в лабиринте веков. Они беззащитны, но непобедимы; они обречены на вымирание – но никогда не вымрут.

   Ведь «они» – не набор конкретных людей, не социальное движение, не философская школа, не привилегированная каста и не исключительный типаж; «они» – свойство, имманентно присущее каждому из нас. «Они» не существуют в абсолюте, но проявляются во всех нас в разное время, в разных отношениях и в разных пропорциях – пусть иногда в форме, искажённой нашими желаниями, обидами и страхами. И связь с «ними» необязательно искать лишь в философских трудах, научных исследованиях, духовных учениях или интеллектуальных клубах; иногда достаточно просто уловить и вычленить «их» тихий шёпот из гула внутри себя – и отделить этот шёпот от голосов тех, кто, преследуя собственные интересы, маскируется под его посыл, переиначивает его или вплетает в него свои аксиомы и директивы.

   Это непросто. Но это и не задача, напротив которой раз и навсегда может быть поставлена галочка – это динамичный процесс, не имеющий начала и конца. Процесс, превращающий нас в «них» не результатом, но самим своим течением.